Губернатор Островский: о правде и фейках. Специально для ТАСС
Алексей Островский рассказал, почему не взял в коалицию справороссов, кто «разводит» косуль в его резиденции и почему смоляне живут «либо плохо, либо очень плохо»
Глава Смоленской области, 43-летний Алексей Островский почти десять лет отработал журналистом в российских и иностранных изданиях. В его послужном списке есть «Московский комсомолец», The New York Times и The Guardian. Будучи депутатом Госдумы от ЛДПР, он инициировал законопроект об ограничении негативной информации в СМИ. Став губернатором, создал первое в стране коалиционное правительство.
В интервью ТАСС один из самых неординарных руководителей регионов рассказал, почему не взял в коалицию справороссов, кто «разводит» косуль в его резиденции, почему смоляне живут «либо плохо, либо очень плохо» и как не впасть в банкротство региону, долги которого больше бюджета.
— Алексей Владимирович, вам, как бывшему журналисту, трудно работать со СМИ? Не возникает иногда желания поучить коллег?
— Я часто с удовольствием вспоминаю то время и считаю, что профессия журналиста дала мне очень многое для эффективной работы губернатором.
Общаться с корреспондентами мне совсем не трудно, и даже наоборот. Я хорошо знаю специфику профессии и понимаю, что движет тем или иным журналистом, как это когда-то двигало мною. Желания кого-то чему-то учить тоже не возникает. Я четко понимаю разницу между СМИ, где я работал, и теми, с кем мне приходится взаимодействовать сейчас в регионе. С их возможностями гораздо сложнее решать задачи, которые когда-то стояли передо мной.
При этом каждому журналисту хочется найти ту изюминку, которой нет у коллег из других СМИ. К огромному сожалению, люди таковы, что наибольший интерес вызывает негативная информация, и конкуренция новостей уходит в сторону криминальных событий. Еще будучи депутатом Госдумы, я инициировал законопроект об ограничении количества негативной информации в электронных и печатных СМИ, но он не прошел.
— Почему?
— Законопроект предполагал ограничение негативной информации о катастрофах и происшествиях до 10% от общего объема вещания или печатной площади. Но, как известно, самых больших денег реклама стоит именно в тех СМИ, которые рассказывают о негативе. А поскольку рекламное лобби имеет сумасшедшие возможности, естественно, этот законопроект был благополучно провален. Хотя ведущие специалисты в области медицины в один голос говорят, что подобная информация крайне деструктивно влияет на психику людей. В том числе и на самих журналистов. Я вам приведу пример. Знаете, у каждого в жизни есть какие-то картинки, которые на всю жизнь в памяти остаются. Мне было 16 лет, я работал тогда стрингером для European Pressphoto Agency (европейское фотоагентство). Под Иваново разбился самолет, и меня отправили снимать последствия катастрофы. Я приехал первым к месту падения. Ночь была, еще все дымилось, были разбросаны человеческие тела, запах гари… Запомнил это на всю жизнь.
— Этот закон, возможно, пригодился бы вам сейчас, когда идет много негатива в отношении областной власти и губернатора. То обсуждают разведение косуль на территории вашей резиденции, то качество воды в деревне, которую переподключили к непригодной скважине, а из хорошей — подавали воду в резиденцию…
— В подавляющем большинстве случаев весь негатив — это абсолютно лживая, как сейчас модно говорить, фейковая информация. Но, работая в политике уже двадцать с лишним лет и почти семь лет губернатором, я в каком-то смысле уже зачерствел, закостенел, потому что если на все на это обращать внимание, как я это делал когда-то давно, и эмоционально на это реагировать, то никакого здоровья, никаких нервов не хватит.
— Так все-таки про косуль и загрязнение воды — фейки или правда?
— Отвечу по пунктам. На объекте госсобственности, где я проживаю, вода точно такая же, как и у жителей прилегающих улиц. Вода поступает ко мне из той же скважины, что и к этим людям. Никакой отдельной скважины на объекте нет, точнее, она есть, но она несколько лет не работает. То, что городская власть не может найти деньги, чтобы решить проблему качества воды, — безобразие.
Я очень рассчитываю, что после выборов нового главы Смоленска найдется решение (в начале декабря 2018 года Островский внес на рассмотрение горсовета Смоленска вопрос о досрочной отставке мэра Владимира Соваренко, в отношении которого имелся ряд судебных решений из-за неисполнения полномочий.
С 22 декабря Соваренко отправили в отставку, а с 23 января 2019 года началась конкурсная процедура по выборам нового главы города — прим. ТАСС). Там ведь глубина скважины никакого значения не имеет, там просто ржавые трубы, которые нужно менять.
Что касается косуль, никаких косуль, естественно, никто никогда не разводил.
От прежнего губернатора Антуфьева осталась птица, несколько овец. Для чего он их покупал, я не знаю. Все, что при нем было, то и осталось. По моему распоряжению не было потрачено ни одного рубля дополнительно на содержание резиденции.
— За почти семь лет никаких вложений?
— Когда я туда приехал жить, первое время подчиненные, желая угодить, предлагали мне: «давайте вот это улучшим, давайте то улучшим», но я даю вам слово мужское и вот перед иконами могу сказать, что я ни одного улучшения там не привнес. Более того, я обратился письменно к прокурору Смоленской области с просьбой дать мне пояснения, имею ли я право жить на этом объекте.
У меня есть письменный ответ, что я имею такое право и ничего за проживание вообще не платить. Несмотря на это, шесть с лишним лет назад я заключил договоры пользования с хозяйственным управлением и каждый месяц оплачиваю из личных средств коммунальные услуги, а также питание. У меня на все есть как выставленные счета, так и оплаченные платежки.
— Еще об одной истории. Ваши оппоненты периодически припоминают нашумевший материал о преступлениях в отношении детей, который вы писали в начале 1990-х годов. Якобы он оказался фейковым, а фотографии — постановочными. Чем все закончилось?
— История закончилась тем, что я, столкнувшись с определенными мафиозными структурами, контролировавшими бизнес, о котором шла речь в материале, не мог дать информацию о том, как мы получили возможность написать репортаж. Мне пришлось сказать, что материал частично был неправдой. Тогда у меня был очень сложный выбор. Если бы я нарушил слово, которое дал тем, кто предоставил возможность снимать, то, наверное, мы с вами сегодня здесь не сидели. А чем правоохранительные органы закончили проверки по следам публикации, мне неизвестно, они предо мной не отчитывались.
— Одно из ваших достижений, которое признают даже оппоненты, — это консолидация элит в регионе. Вы, представитель ЛДПР, сумели найти общий язык с «Единой Россией», другими партиями. Насколько на данный момент политические силы в регионе дружат? Есть ли противостояние?
— Принцип формирования администрации области тогда, более шести лет назад, был первым в стране успешным примером коалиционности, а может быть, и единственным, я точно не знаю. В ее состав вошли представители парламентских партий и партий, представленных в областной думе.
Это знак уважения не только к самим партиям, но и к жителям региона, которые голосуют разнообразно, и их представители должны иметь возможность работать, не на словах, а на деле доказывать людям свою состоятельность
Я действовал, исходя из рекомендаций президента и моей личной позиции.
— Со всеми партиями удалось так легко договориться? Всегда же есть непримиримые борцы…
— У меня были сложные отношения на протяжении всего этого периода только с одной парламентской партией — со «Справедливой Россией». Но это связано со специфическими особенностями понимания ситуации со стороны ее бывшего регионального руководителя. В прошлом году с руководителем партии «Справедливая Россия» Сергеем Мироновым мы пожали друг другу руки, признались во взаимных ошибках и договорились совместными усилиями дальше развивать область.
Я в ближайшее время жду предложений и от этой партии для вхождения ее представителей в администрацию региона. А пока в ней работают представители четырех из пяти для Смоленской области парламентских партий — «Единой России», ЛДПР, КПРФ, Партии пенсионеров «За справедливость».
— Сейчас ваши однопартийцы возглавляют и другие регионы. Нет желания создать «фракцию ЛДПР» в губернаторском корпусе?
— Я вам отвечу на этот вопрос следующим образом: я уже почти семь лет являюсь подчиненным президента РФ Владимира Владимировича Путина. Для меня начальник — он и только он. При этом я не собираюсь отказываться от своей партийной принадлежности или ее менять. Я слишком многим обязан партии и ее председателю Владимиру Вольфовичу Жириновскому, и я не так воспитан, чтобы предавать ради конъюнктуры. Но начальник для меня один — это Путин.
Что касается партийной солидарности, то вы знаете, что, например, Владимир Сипягин, как только был избран главой Владимирской области, приехал сюда, в Смоленск, вместе с командой. Мы постарались дать советы, как наиболее эффективно выстроить работу. Ко мне лично он больше не обращался, но я знаю, что его подчиненные выходят на моих сотрудников, чтобы получить тот или иной совет или экспертную оценку.
— Смоленская область входит в число 14 субъектов РФ, в которых госдолг превышает их собственные доходы. Сколько сейчас регион должен? Каким образом будете менять положение дел? Какие меры применяете для уменьшения госдолга?
— Да, сейчас общий долг — 28,3 млрд рублей, из них 17,4 млрд рублей — это бюджетные кредиты. Регион — один из лидеров в стране по переформатированию структуры долга: мы заменили приличный объем коммерческих кредитов на бюджетные, которые в разы дешевле.
За последние полтора года мы снизили соотношение госдолга к объему собственных доходов со 113% до 98%. С точки зрения соблюдения обязательств перед Минфином России это очень хорошо. И к 2024 году мы должны выйти на 80% долга к объему собственных доходов. В общем, динамика есть, но, конечно, приходится прилично ужиматься.
— На чем экономите?
— Мы, к сожалению, вынуждены меньше строить объектов инфраструктуры, жилье вообще не строим. Только коммерческое жилье возводится в городе и области или по программе переселения граждан из аварийного жилья. К сожалению, экономим на ключевом для нас направлении развития экономики — на сельском хозяйстве. У нас каждый раз идут споры при формировании бюджета, но для региона принципиально динамику сохранить, выйти на существенное снижение госдолга, тогда мы сможем вздохнуть полной грудью.
Разумеется, можно было бы не экономить, но этот вариант тупиковый. Тогда мы пришли бы к предбанкротному и банкротному состоянию и Минфин ввел бы в регионе внешнее управление. Это абсолютно недопустимо.
— Исходя из того, что вы сказали, как вы сами оцениваете уровень жизни населения в регионе? Эксперты говорят, что он достаточно низкий.
— На одной из недавних пресс-конференций я констатировал, что люди в Смоленской области живут или плохо, или очень плохо. Мне мои критики потом в социальных сетях поставили это в упрек, что я этим бравирую. Я не бравирую, а с колоссальным сожалением об этом говорю. Просто это правда. При этом мы привлекаем огромное количество внебюджетных инвестиций, за последние годы их сумма составила более 70 млрд рублей, для Смоленской области это колоссальная сумма, но при этом на качество жизни отдельно взятого смолянина или смолянки в большинстве случаев это не влияет.
— Почему? Проекты не получают развития?
— Нет, дело в другом. Потому что весь социальный фонд — детские сады, школы, поликлиники, районные больницы — это все построено еще в советский период. Это все пришло в износ задолго до того, как я стал главой региона. А чтобы что-то поменять, нужны серьезнейшие федеральные программы и серьезнейшие федеральные деньги. Ни один субъект РФ, ну, может быть, за исключением Москвы или Ямала, это все не вытянет. Не то что наша бедная Смоленская область.
С одной стороны, есть колоссальный прирост инвестиций, новые предприятия, новые рабочие места, но с другой — общая картинка для людей пока еще не поменялась. Я просто честно людям говорю, что в существующих условиях возможно, а что — нет. Но мы работаем честно, честно привлекаем инвестиции, ни один бизнесмен не сталкивается с коррупцией.
— Как это можно проконтролировать?
— Всем бизнесменам я даю свой прямой номер мобильного телефона и прошу мне звонить, если хоть где-то, на каком-то уровне они столкнутся с проявлениями коррупции.
— Звонят?
— За шесть с лишним лет никто не позвонил.
— Есть примеры крупных проектов, которые, как говорится, уже на низком старте?
— Проектов много, объемы инвестиций я уже обозначил, правильней говорить о ключевых направлениях. Например, сейчас Смоленская область является базовым регионом для развития льняного комплекса России, и мы ставим перед собой амбициозную задачу по возвращению лидерских позиций в этой отрасли.
Так, заключено соглашение о сотрудничестве с французским холдингом Dehondt Technologies Developpement по выпуску в регионе льноуборочной техники и оборудования для переработки льна на базе Вяземского машиностроительного завода. Компания уже зарегистрировала представительство на территории России, к 2021 году, например, локализация по производству льнотеребилок составит 50%.
— Еще строится льнокомбинат стоимостью 2 млрд рублей. Он будет чуть ли не первым в России за последние 30 лет…
— Да, комплекс компании «Русский лен» будет перерабатывать 10 тыс. тонн сырья, а выпуск пряжи составит 4 тыс. тонн в год. Все работы идут по графику, на строительной площадке площадью 30 гектаров завершен первый пусковой комплекс, в штате компании уже работает более 20 человек, но уже к апрелю число работников увеличится и составит порядка 200 человек. Второй же пусковой комплекс будет построен осенью 2019 года, а сам льнокомбинат появится в 2022 году.
— Свободная земля для возделывания льна есть?
— Мы запланировали увеличение посевных площадей до 6 тыс. гектаров в 2019 году и создали все необходимые условия для того, чтобы лен сеяли, убирали и перерабатывали, например, выдаем субсидии на покупку техники за счет областного бюджета до 70% от ее стоимости. Своим подчиненным я ставлю задачу увеличить к 2024 году посевные площади льна до 20 тыс. гектаров.
— Смоленщина еще может стать крупным производителем тюльпанов. У вас строится крупный тепличный комплекс по выращиванию этих цветов, а также еще овощей.
— Да, уже построены хозяйственный блок, холодильный склад и две туннельные теплицы российского производства общей площадью 1 тыс. кв. метров, в них цветы и овощи будут выращивать поочередно. На втором этапе в этом году инвестор планирует построить административное здание со складом и холодильным оборудованием и еще один блок теплиц такой же площади, как и первый. Мощность всего комплекса — около 1 млн штук тюльпанов в год.
— Так исторически сложилось, что в Смоленской области на границе с Белоруссией нет ни одного пункта пропуска иностранных граждан. Вы не один раз поднимали эту тему, говорили, что регион теряет дополнительные источники дохода. Есть выход из ситуации?
— Нонсенс, но действительно на самом западном рубеже России, если не считать Калининградскую область, в регионе, через который проходит главная транспортная магистраль в Европу — трасса Москва — Минск, действительно таких пунктов нет. Сейчас границу могут пересекать только граждане России и Белоруссии. Мы из-за этого теряем колоссальный потенциал — и туристический, и инвестиционный.
Я надеюсь, что в этом году будет подписано межправительственное соглашение между Россией и Белоруссией о взаимном признании виз, и на границе в Смоленской области откроются два международных пункта пропуска на Красной Горке и в Рудне.
— Интерес региона к Белоруссии очевиден не только в плане развития внешнеэкономической деятельности, но и для самих жителей. Например, вы предложили использовать аэропорт Витебска для перелетов жителей. В чем заключается идея?
— Что касается витебского аэропорта, я действительно это предложил, считаю, что это экономически обосновано для жителей нашего региона. До Витебска здесь менее 100 км, до Москвы — около 400 км. Те билеты, которые можно купить в Витебске и улететь в те же места, с которыми есть сообщение из московских аэропортов, дешевле. Поэтому, конечно, заботясь о жителях региона, предлагаю им рассматривать в первую очередь аэропорт Витебска, тем более что белорусы рады этому.
— Что-то сейчас мешает это делать?
— Ничто не мешает, но не все смоляне знают об этой возможности. Традиционно все привыкли летать через Москву.
— А собственный аэропорт?
— У нас никогда не было аэропорта, у нас бы аэродром «Северный». К сожалению, сейчас военные его не используют, там нет комендатуры, вывезена вся аппаратура, авиационное оборудование, но даже если бы он работал, то это было бы возможным для использования в интересах Министерства обороны. Я в последнее время веду переговоры о том, чтоб Минобороны передало этот аэродром в ведение Минпромторга РФ, потому что на его границе находится Смоленский авиационный завод. Он мог бы использовать взлетные полосы для испытаний новых типов самолетов, на которые у них есть гособоронзаказ. Есть основания полагать, что переговоры будут успешными.
— В гражданских целях его возможно использовать?
— Если строить аэропорт, то на это нужны большие средства, но население, к огромному сожалению, здесь малообеспеченное, поэтому большой загрузки этого аэропорта не будет. В Калуге, например, почему работает аэропорт? Потому что через Калугу летают жители районов Московской области, к нам они не поедут, слишком далеко.
